Наиболее важен в трагедии для меня акт шестой:
воскресение из мертвых венчает убийства на сцене,
поправляют парики, тряпки,
вырывают нож из груди,
снимают петлю с шеи,
погибшие выходят вперемежку с живыми
лицом к публике.
Кланяются в одиночку и вместе:
белеет ладонь на пронзенном сердце,
трепетно раскланивается самоубийца,
отвешивает поклоны отрубленная голова.
Кланяются попарно:
бешенство под руку со смирением,
жертва блаженно уставилась на палача,
бунтарь безобидно встает бок о бок с тираном.
Попрана вечность носком королевского башмачка.
Развеяны выводы полями шляпы.
Непоправима решимость завтра начать все сначала.
Шествие гуськом сгинувших еще до финала,
то есть в третьем, четвертом и между актами.
Чудесное возвращение пропавших без вести.
Мысль, что за кулисами они терпеливо ждали,
не снимая костюма,
не смывая грима,
трогает меня больше, чем тирады трагедии.
Но поистине вдохновляет падение занавеса
и то, что видно еще в узком просвете:
вот одна рука устремилась к брошенному цветку,
вот другая поднимает выпавший меч.
И тогда уже третья, невидимая,
выполняет свою повинность:
стискивает мне горло.
В.Ш.
"Впечатление от театра"